Новые "ритуалы"

[Оксана Ласточкина Ласточкина 1]

Спасибо за интересный доклад! Заметили ли Вы в последнее время  изменения в формировании визуального языка пандемии COVID-19 в онлайн среде? Тема постепенно смещается с центральных мест,  исчезают закрепленные на главных страницах крупные баннеры, появляются незаметные боковые. Считаете ли Вы, что выработка новых социальных "ритуалов" позволит существенно повлиять на ситуацию с заболеваемостью? 

[Елена Владимировна Андрианова 0]

В 31.03.2021 в 11:25, Оксана Ласточкина Ласточкина сказал:

Спасибо за интересный доклад! Заметили ли Вы в последнее время  изменения в формировании визуального языка пандемии COVID-19 в онлайн среде? Тема постепенно смещается с центральных мест,  исчезают закрепленные на главных страницах крупные баннеры, появляются незаметные боковые. Считаете ли Вы, что выработка новых социальных "ритуалов" позволит существенно повлиять на ситуацию с заболеваемостью? 

1. С визуальной точки зрения пандемия коронавируса 2020-2021 годов несколько озадачивает и даже вызывает недоумение. Ежедневно публикуются тысячи фотографий о пандемийном кризисе, но мы можем увидеть главное действующее лицо – вирус, только в художественных репрезентациях. У большинства ограниченный доступ к центральным очагам кризиса, поскольку отделения интенсивной терапии, дома престарелых, заводы по упаковке продуктов (мясокомбинаты), военные подразделения или тюрьмы часто недоступны для фотографирования. В то же время нас переполняют другие образы, которые пытаются уловить «суть» момента. Самым амбициозным фотографическим проектом была «Великая пустота», опубликованная в New York Times: более тридцати фотографов вышли на улицы по всему миру, чтобы запечатлеть мир, который меняется у них на глазах. На их изображениях был показан пустой Лондон в час пик, метро без пассажиров в Мюнхене, лодки без пассажиров во Флоренции, заброшенный аэропорт в Токио, пустая стойка хот-догов в Сиэтле, совершенно пустые площади Триумфальной арки и Этуаль в Париже. Если обратиться к западным источникам, то на веб-сайте New York Times есть раздел, в котором отображается постоянный цикл «повседневных» фотографий, связанных с коронавирусом, от Непала до Гонконга, от Китая до США. И фотографии появляются почти каждую секунду, как и из множества других источников по всему миру. Невидимость главного действующего лица привела к потоку «косвенных образов», которые изо всех сил пытаются отразить экстремальное событие.

Некоторые изображения пространств также пытались понять трагедию пандемии. Они показали братские могилы от Бразилии до Ирана и США. Семьи на Zoom, когда они пытались попрощаться с близкими, которые проводили свои последние дни в одиночестве в больницах. Рефрижераторы перед переполненными больницами. Переполненные больничные палаты в Северной Италии. Онлайн траур и похороны. Некоторые фотографии также показали экономический ущерб, который пандемия нанесла людям, например, на часто используемых фотографиях люди выстраиваются в очереди перед продовольственными магазинами.

Хотя визуальный запас образов пандемии кажется бесконечным, но есть несколько ключевых визуальных «живых» жанров, набор узнаваемых знаковых репертуаров. На наш взгляд, преобладают четыре типичных визуальных жанра в связи с продолжающейся пандемией: абстрактные изображения коронавируса и общественные реакции на него, изображения «героев и грешников», фотографии «сцены»: знаковых пространств, включая пустующие общественные здания, а также оживленные домашние пространства. 

Во-первых, художественное представление главного действующего лица (вируса) и абстрактные, часто сбивающие с толку схемы наших действий и их результатов, например, так называемая «сплющенная кривая заражений / смертей». Ключевой особенностью этого графика стало то, что он не включает числа на осях, и часто даже оси не определены. Хотя этот график задуман как упрощенное представление, на самом деле, он очень абстрактный. График «сплющенной кривой» создает иллюзию того, что зритель является инсайдером науки, который действительно понимает сложные медицинские процессы, но на самом деле график – это кошмар любого специалиста по статистическим данным. Каким-то образом и знаковое изображение, и связанный с ним слоган («сгладить кривую») стали центральными чертами дискурса о коронавирусе, и возможно потому, что они предоставили людям свободу действий и некоторый контроль, а также набор четко определенных правил, которым нужно следовать.

Во-вторых, имеют значения образы «героев»: важнейшие медицинские работники, эффективные политики, успешные ученые, а также и «грешников», которыми называют «ковидиотами». Формирование визуального языка пандемии covid-19 этих образов зависят от применяемых идеологий, они могут также варьироваться от некомпетентных политиков до тусовщиков в переполненных барах, и до «линчевателей». Наконец, важен «этап» кризиса: меняющийся мир вокруг нас, пустые аэропорты и знаковые здания, люди в масках в продуктовых магазинах, студенты, сдающие экзамены за тщательно расставленными столиками, изображения протестов против приказов сидеть дома. Эта «сцена» также включает в себя домашние пространства, где мы проводим большую часть нашего времени, неорганизованные или чрезмерно организованные квартиры, дома для героической борьбы с домашним обучением и временную офисную работу. 

В-третьих, озадачивает желание представить изображение covid-19, вызывающее прикосновения. Вместо того, чтобы отпугнуть зрителя, вместо того, чтобы вирус превратился в страшного «зверя», изображение коронавируса вызывает восхищение – как красиво оформленный букет из красных роз, который очень эстетичен. Его разнообразные поверхности вызывают желание приблизиться, исследовать, найти связь и, в конечном итоге, прикоснуться. В таком изображении коронавируса нет ничего, что могло бы вызвать у зрителя хоть немного страха или осторожности. В своей репрезентативной цели изображение создает реальную связь между зрителем и изображаемым. Это стало изображением чего-то, чего не может видеть непрофессиональный глаз. Но это не является символическим выражением сложных чувств и практик, связанных с вирусом. Это, конечно, не вызывает «социального дистанцирования»; его зритель больше жаждет близости, чем расстояния.

В-четвёртых, многие также стремились придать настоящие «лица» общей категории героев. «Важные работники» ушли в социальные сети, чтобы поделиться изображениями, демонстрирующими их повседневный опыт. Ярким примером является учетная запись в Instagram «Медсестра covid», которая описывала себя как «дневник с мест» и «медсестры, сражающиеся на передовой и делящиеся своими историями». Медсестры стремились показать в Instagram свои настоящие лица: измученные, в синяках от масок N-95, раздраженные теми, кто не соблюдает правила общественного здравоохранения. 

Все эти знаковые изображения пытаются понять «глубинный смысл» пандемийного кризиса через конкретную сцену или конкретный момент. Их выразительные визуальные изображения стали нашими ключевыми источниками для представления о кризисе коронавируса и для социальной связи во время болезненной и продолжительной физической дистанции в 1,5 метра. 

Разочарования экспертов по общественному здравоохранению из-за несоблюдения людьми требований показывает, что сильные и выразительные репрезентации не связаны с необходимостью обычного «зрелища». Без способности видеть суть ситуации и адекватно относиться к этому пандемийному кризису люди вряд ли будут следовать строгим правилам, которые мешают их обычной повседневной жизни. Таким образом, информирование и представление о кризисе – это не только «разговоры», но и «прогулки» с визуальными средствами фиксации. Вместо того, чтобы быть простыми иллюстрациями, визуальный язык служат отправной точкой для общественного обсуждения и социального дискурса. Те, кто не является медиком, только с помощью мощных коммуникативных инструментов можно понять кризис общественного здравоохранения и в конечном итоге попытаться принять адекватные меры. Есть существенные изменения в формировании визуального языка пандемии Covid-19 в онлайн среде как в РФ, так и в других странах мира. За последний год (март 2020 – март 2021) развития пандемии, в связи с «угасанием» остроты проблем и «привыканием» к пандемии Covid-19, действительно, эта тема постепенно смещается с центральных мест, исчезают закрепленные на главных страницах крупные баннеры, появляются незаметные боковые визуальные вкладки языка пандемии covid-19 в онлайн среде. 

2. Ответ на 2-й вопрос («считаете ли вы, что выработка новых социальных "ритуалов" позволит существенно повлиять на ситуацию с заболеваемостью?») – является прямым следствием ответом на 1-й вопрос. Когда улицы и офисы опустели, наша рабочая жизнь внезапно переместилась в наши домашние пространства, по крайней мере, это был опыт многих профессионалов, которым выпала честь оставаться дома. Zoom и другое программное обеспечение для видеоконференцсвязи служило связью с внешним миром. Люди также приглашали в наши дома посторонних. Домашние животные, дети и другие члены семьи обычно прыгали в тщательно организованные «домашние офисы», делая наши домашние пространства и жизнь более заметными для посторонних. Когда дети профессора неожиданно вошли в его кабинет, когда он выступал в прямом эфире с лекцией по телевидению, стала обычным явлением для многих сотрудников и их коллег. Меняющиеся методы работы было гораздо легче запечатлеть и опубликовать, чем ужасы болезни, и они стали очень популярным жанром в средствах массовой информации. Ясно, что ритуалы взаимодействия (interaction rituals) в эпоху пандемии качественно меняются. 

При этом ритуалы взаимодействия напоминают некоторые аспекты кризиса, и представляют собой нечто гораздо более широкое и масштабное в социальной жизни. Их мощные знаки, выразительные символические взаимодействия становятся генераторами эмоций, становятся ориентирами, вызывающими горячие споры, но иногда и утешением. В случае пандемии ритуалы взаимодействия стали нашими ключевыми источниками для полного представления об этом экстремальном кризисе. Они также предложили способы социального общения и идентификации во время болезненной и длительной физической дистанции.

Эмиль Дюркгейм отмечал, что успешный социальный ритуал заставляет отдельного участника чувствовать себя сильным, уверенным, полным импульсов к проявлению своей инициативы. Часть коллективного возбуждения высоко сфокусированного, эмоционально увлеченного взаимодействия распределяется между людьми, которые выходят из ситуации, неся в себе сильные позитивные эмоции, вызванные группой. И наоборот, слабый или неудавшийся социальный ритуал снижает уверенность и инициативу участников - снижает их эмоциональную энергию (emotional energy) - так же, как и положение постороннего или жертвы, эмоционально избитым чьим-то чужим ритуалом взаимодействия, не позволяющим никому проникнуть внутрь сознания человека. Ритуал взаимодействия – это преобразователь эмоций, который берет одни эмоции в качестве ингредиентов (эмпирических переменных) и превращает их в другие эмоции в качестве результата. Краткосрочные ситуативные эмоции переносятся через ситуации в форме эмоциональной энергии с ее скрытым резонансом членства в группе, создавая с течением времени цепочки ритуалов взаимодействия. Членство в группе и его границы, солидарность, высокая и низкая эмоциональная энергия (emotional energy): все эти функции работают вместе. 

Действие коронавируса практически уничтожает успешные социальные ритуалы взаимодействия и чёткие ритуальные механизмы взаимодействия, превращая позитивную и конструктивную эмоциональную энергию в её противоположность – негативную и разрушительную.